Джон Рональд Руэл Толкин

ПАДЕНИЕ ГОНДОЛИНА

Под редакцией Кристофера Толкина
Комментарии Кристофера Толкина

Перевод – Ю.Понедельник

Предисловие переводчика

Во избежание возможных упреков должна предупредить о нескольких изменениях оригинального текста. Первое изменение – везде, где у Дж.Р.Р. Толкина написано «men» применительно к жителям Гондолина – я заменила это слово на «эльфы». Кристофер Толкин в комментарии 2 тоже говорит об этой странности – в оригинале есть даже «men of Melko» и он акцентирует на этом внимание. Я все же взяла на себя смелость исправить это (уверена, что и сам Дж.Р.Р.Толкин исправил бы эту несообразность в дальнейшем), ибо на русском писать о жителях Гондолина  и о воинах Мэлько - «люди» по меньшей мере смешно, если уж не говорить о возможной путанице. Конечно же, там где речь шла о людях как народе (в основном это относится к народу Туора и к самому Туору) – там я оставила перевод «люди». Второе изменение – название народа «Gnomes» я перевела как «Номы». Начиная с первых переводов «Хоббита» и «Властелина Колец» название «гномы» закреплено за другим народом и вызвало бы ненужные ассоциации. Я сама являюсь пуристом и ревнителем сохранения названий оригинала, но здесь некоторая правка показалась мне уместной. Еще одно – везде я пишу не «Мелько», а «Мэлько». А то «Мелько» слишком похоже на «мелкий» или «мельком» и вызывает ненужные ассоциации. Те читатели, что думают по-другому, могут поправить текст по-своему, благо электронный текст позволяет это сделать очень легко и быстро. Еще одна проблема у меня возникла с заглавными буквами в названиях народов. В английском варианте все они пишутся с большой буквы, но в русском языке другие правила. Поэтому я оставила заглавные буквы только в названиях «Номы», «Гондотлим», «Нолдоли», «Эльдар» и «Валар», «Орлы», а «эльфы», «люди», «орки», «гоблины» писала с маленькой. Во всех остальных случаях я старалась быть к оригиналу столь близкой, сколь позволял мне художественный перевод и различия в английском и русском языках. Могу гарантировать, что не только не выпущено ни одного предложения, но сохранены все эпитеты и сравнения оригинала, какими бы громоздкими и странными они не казались. Возможно, от этого пострадал стиль, но я слишком сама намучилась от произвола переводчиков Дж.Р.Р.Толкина и предпочитаю ничего не выкидывать из текста автора и ничего не добавлять от себя. Я также взяла на себя смелость убрать почти все комментарии - из 39 их осталось 4. Большинство из них касались этапов правки текста и сравнения различных вариантов. Но ничего особенно интересного там нет, поэтому я оставила лишь те комментарии, которые необходимы для  понимания.

Туор и Изгнанники из Гондолина
(История, что предшествует великой легенде об Эаренделе)

     Тогда сказал Маленькое Сердечко, сын Бронвега: «Знайте же, что Туор был из тех людей, что жили в Древние Дни на Севере, в Дор-Ломине или Земле Теней, и Эльдар Нолдоли хорошо знают эту землю.
     В то время народ, из которого вышел Туор, бродил по лесам и пустошам и не знал ничего о море и не пел о нем песен; но Туор жил не с ними, а поселился у озера Митрим. Он охотился  в окрестных лесах, и, сидя на берегу, играл на грубой деревянной арфе со струнами из медвежьих жил. Многие, привлеченные его безыскусными песнями, приходили издалека послушать его игру, но Туор перестал петь и ушел еще дальше в глушь. Там он многое увидел и многое узнал у странствующих Нолдоли. Они учили его своему языку и другим знаниям, но недолго суждено ему было жить в тех лесах.
     Рассказывают, что чары и судьба привели его однажды к пещере, куда устремлялся поток, вытекающий из озера Митрим. И Туор вошел в пещеру, желая узнать ее тайны, но воды Митрима увлекли его в самое сердце гор, и не смог он повернуть обратно и выйти вновь к свету дня. Говорят, что то была воля Ульмо, Владыки Вод, и это он внушил Нолдоли желание создать тайный путь.
     Затем к Туору вышли Нолдоли и вели его подземными ходами под толщей гор, пока не вышел он снова на свет и не увидел, что поток быстро несется по узкому ущелью с высокими неприступными стенами. Теперь Туор уже не хотел возвращаться, а шел все вперед, на запад, куда вела его река.
     Солнце всходило позади него, а садилось впереди и там, где поток пенился среди камней или падал небольшими водопадами, над ущельем сплетались радуги, а вечерами его гладкие стены сияли в лучах закатного солнца. И Туор назвал его Золотым ущельем или Ущельем Радуг, что на языке Номов звучит как Глорфалк или Крис Илбрантелот.
      Так Туор шел три дня, пил воду из тайной реки и ловил рыбу, а рыба была и золотого и голубого и серебряного цвета и самых удивительных форм. Наконец, ущелье расширилось, стены его стали ниже и грубее, а в потоке становилось все больше камней, и воды его пенились и бились о камни. Долго Туор сидел и смотрел на плещущие струи и слушал их голос, а затем встал, и перепрыгивая с камня на камень, продолжил свой путь и пел на ходу. И до той поры, когда звезды с узкой полоски неба над ущельем стали заглядывать вниз, он пробуждал эхо неистовым звоном своей арфы. 
     Однажды глубоким вечером, после долгого, утомительного перехода Туор услышал крик и никак не мог решить, что за существо издало его. То он говорил: «Это призрак», то: «Нет, это какая-то маленькая зверюшка стенает меж скал»; а после казалось ему, что это поет птица, и голос ее был незнакомым и странно печальными. А за время своего путешествия по Золотому ущелью Туор ни разу не слышал птиц, поэтому очень обрадовался, хотя песня ее была полна тоски. На следующее утро снова услышал этот звук и увидел вверху трех больших белых птиц, летящих над ущельем на сильных крыльях, и крики их были похожи на те, что он слышал в сумерках. То были чайки, птицы Оссэ.
       Здесь на реке появились каменистые островки, а на берегу среди белого песка стали попадаться обломки скал, и идти становилось все труднее. Поискав немного, Туор нашел место, где он мог бы, хоть и с трудом, вскарабкаться на скалу. Свежий ветер овеял его лицо, и он сказал: «Этот ветер похож на глоток вина». Но не знал Туор, что находится около Великого Моря.
       И пошел он дальше вдоль реки, а ущелье становилось все уже, и стены его – все выше, и когда он пришел к высокой скале, за которой открывалась узкая горловина, он услышал громкий шум. Туор посмотрел вниз и узрел величайшее диво: поток заполнял узкую щель и теснил впадающую в него реку, но воды далекого Митрима вновь брали вверх и волны, увенчанные пеной, которую срывал ветер, достигали верхушки скалы. Но воды Митрима были побеждены, и идущий навстречу поток с ревом устремился в ущелье и залил все скалистые островки и взбаламутил белый песок. Туор был испуган и бежал, ведь он не знал ничего о море. Айнур внушили ему мысль выбраться из ущелья, иначе он был бы настигнут приливом, который еще усилился из-за западного ветра. И Туор оказался в бесплодной земле, лишенной деревьев, а все травы и кусты здесь клонились к восходу из-за дующего постоянно западного ветра. Некоторое время он бродил там, пока не пришел к черным скалам и не увидел впервые океан. В тот самый час солнце садилось далеко в море, и Туор стоял на вершине скалы, подняв руки к небу, и сердце его наполнилось страстным зовом Моря. Некоторые говорят, что он был первым из людей, достигшим Моря и узнавшим его зов; но я не знаю, так ли это.
       В тех местах жил он некоторое время в небольшой бухте меж черных скал. Берег там был усыпан белым песком, если его не покрывала вода во время высокого прилива, но жилища Туора не достигали ни волны, ни пена, кроме как в самую жестокую бурю. Там он бродил по берегу и скалам во время отлива и дивился на заводи и длинные водоросли, на пещеры и незнакомых морских птиц. Но величайшим дивом были для него приливы и отливы и голос волн; каждый раз море казалось ему новым и невиданным чудом.
        По тихим водам Митрима, где далеко был слышен голос утки или куропатки, он плавал на маленькой лодке с носом в форме лебедя, ее он оставил, когда нашел скрытую реку. Но в океан он еще не отваживался выходить, хотя сердце его было полно зовом Моря, а тихими вечерами, когда солнце садилось в морские волны, этот зов превращался в свирепую тоску.
       По скрытой реке к нему приплывали стволы деревьев. Это Нолдоли рубили его в лесах Дор-Ломина и  отправляли Туору. Но он построил из него лишь дом в своем убежище среди скал, которое с тех пор  Эльдар называли Фаласквиль. Постепенно он украсил его резьбой в виде тех зверей, деревьев, птиц и цветов, что он знал на берегах Митрима, и главным среди них был Лебедь. Туор очень любил этих птиц, и после знак Лебедя стал гербом для него самого, для его родичей и его народа. Так долго он жил, пока одиночество от пустынного моря не одолело его, и он не затосковал по людским голосам. И Айнур позаботились о Туоре, ибо Ульмо любил его.
       Однажды утром, осматривая берег – а было то в последние дни лета – Туор увидел высоко в небе трех лебедей, летящих с севера. Раньше не видел он лебедей в этих местах и понял, что это неспроста, и сказал себе: «Давно сердце мое желало отправиться в путь; вот и знак! И я последую за этими лебедями.» И вот, смотрите! Лебеди опустились на воду в его бухте и трижды проплыли вдоль берегов, а потом поднялись в воздух и медленно полетели на юг вдоль берега. Туор же, взяв арфу и копье, последовал за ними.
        Много лиг пути оставил за собой Туор в этот день, и к вечеру пришел он в места, где снова появились деревья, и вообще земля эта сильно отличалась от берегов у Фаласкиля. Тут были  огромные скалы со множеством пещер и промоин, и окруженные каменными стенами небольшие долины, но с вершин скал виднелась все та же блеклая, унылая равнина, простирающаяся до голубеющих вдали холмов. Однако сейчас он видел и длинный пологий берег с полоской песка и дальние холмы, спускающиеся к самому морю. Их склоны были покрыты соснами и темными елями, а у подножия росли березы и старые дубы. Чистые потоки бежали по узким расселинам и впадали в соленые волны. Некоторые щели Туор перепрыгнуть не мог, и часто идти становилось очень трудно. Но он шел и шел все дальше, а лебеди все летели, то начиная кружиться в небе, то устремляясь вперед, но на землю не садились, и взмахи их сильных крыл ободряли его.
        Рассказывают, что так шел Туор много дней, но, несмотря на всю его неутомимость, зима все же настигла его. Тем не менее, ни непогода, ни звери не причинили ему вреда, и в первые дни весны вышел он к устью реки. Здесь облик земли был мягче, чем у начала Золотого ущелья, и море было теперь скорее к югу, чем к западу от него, насколько можно было судить по солнцу и звездам. Но Туор шел так, чтобы море всегда оставалось по правую руку.
       Река тут прорыла себе широкое ложе, а на берегах были плодородные земли: травянистые влажные луга на одном берегу, а на другом – поросшие лесом холмы.  Здесь речные струи  спокойно впадали в море – не то, что воды Митрима на севере. Длинные полосы земли, покрытые камышом и кустами, вдавались в морские волны, а дальше виднелись песчаные косы. Эти места облюбовало такое количество птиц, какого Туор никогда не видел. Их крики, свист и пение заполнили воздух, и среди их белых крыльев Туор потерял своих лебедей и уже не видел их более.
       Здесь Туор почувствовал, что устал от моря, и что тяготы пути истомили его. Эту усталость внушил ему Ульмо, ибо это соответствовало его замыслу. В ту же ночь Нолдоли пробудили Туора ото сна. Сопровождаемый светом их голубых ламп, он отправился дальше по берегу реки и так далеко зашел в глубь земли, что когда солнце взошло у него справа, смотрите!, голос моря уже затих вдали, а ветер дул ему в лицо, так что даже запах океана не мог достигнуть его. И вскоре пришел он в землю, что звалась Арлисгион – «Земля тростников». Она находилась к югу от Дор-Ломина, отделенная от него Железными горами, чьи уступы спускались к самому морю. В этих горах брала начало река, и воды ее здесь были кристально чистыми и чудесно прохладными. Эта река часто упоминается в истории Эльдар и Нолдоли, и на всех языках имя ее одинаково – Сирион. Здесь Туор отдохнул немного, пока, ведомый стремлением, внушенным ему Ульмо, не пустился дальше в многодневный путь вдоль потока. Поздняя весна еще не перешла в лето, когда он пришел в землю еще более прекрасную. Здесь птичьи трели звенели вокруг него чудесной музыкой, ибо нет птиц, что пели бы красивее, чем птицы Земли Ив и именно в этот благословенный край попал Туор. Река извивалась среди лугов, поросших сладкой и длинной зеленой травой и древние ивы росли на ее берегах. На широкой груди реки расстилали свои листья кувшинки, которые еще не цвели в это время года, а под ивами вздымались вверх зеленые копья осоки и стояли камыши, словно воины готовые к битве. В этих  тенистых местах жили шепчущие духи, и Туор слышал в сумерках их шепот, и не хотелось ему уходить; а утром раскрывались бесчисленные лютики, и он снова мешкал.
         Здесь увидел он первых бабочек, и радостью наполнилось его сердце; говорят, что все бабочки родились в Земле Ив. Затем пришло лето – время мотыльков и теплых вечеров. И Туор дивился множеству мошек, гудению жуков и жужжанию пчел, им всем он давал имена и вплетал их в новые песни, что пел под старую арфу, и песни эти были нежнее и мягче, чем прежде.
        Тогда Ульмо заволновался, что Туор поселится там навсегда и замысел его не исполнится. И он решил более не доверять вести Туора одним лишь Нолдоли, что служили ему тайно, боясь Мэлько. Они тоже были подвластны чарам Земли Ив, ибо велико было очарование этого места. Разве уже в дни после Туора не пришли сюда Нолдорин и его Эльдар в поисках Дор-Ломина, скрытой реки и пещер, где томились Номы, и уже будучи близки к цели, чуть не отказались от нее? Они спали и танцевали там, играли прекрасную музыку, состоящую из плеска воды и шепота трав, сплетали  паутину и  крылья жуков, пока гоблины Железных Гор, подгоняемые Мэлько, не напали на них, и Нолдорин едва спасся. Но это произошло позже.
       Узрите же! Вот Ульмо вскочил в свою колесницу, что стояла у дверей его дворца в глубинах Внешнего Моря, в нее были впряжены нарвал и морской лев, а сама она была сделана в форме кита, и под звуки раковин помчался он из Ульмонана. И так спешил он, что за дни, а не за бессчетные годы, как можно подумать, добрался до устья реки. Колесница не могла подняться вверх по течению, не повредив берегов, поэтому Ульмо, которому милы все реки, а эта более других, отправился дальше пешком. До пояса одет он был в кольчугу из серебристо-голубой рыбьей чешуи, и сине-серебряными были его волосы и борода, спускавшаяся до земли, и не было на нем ни шлема, ни короны. Одежда под кольчугой у него была мерцающего зеленого цвета и такого оттенка, что нельзя описать, но который знают все, кто смотрел в глубину моря и видел там те нежные цвета, что принимает вода, которая слабо колышется, в то время как пронзают лучи светящихся рыб, плавающих в бездне. Пояс на нем был из больших жемчужин, а обувь из камня.
      И принес Ульмо два музыкальных инструмента странного вида, ибо сделаны они были из множества витых раковин, в которых были просверлены дырочки. Дуя в эти раковины он играл музыку столь прекрасную, которую не смог бы сыграть ни один музыкант ни на лютне, ни на арфе, ни на лире, ни на свирели, ни на одном струнном инструменте. И пошел Ульмо вдоль реки, сел среди камышей и принялся играть на своих раковинах, а было это рядом с местами, где жил Туор. Туор услышал эту музыку и застыл, словно пораженный громом. Стоял он по колено в траве и не слышал ни гудения насекомых, ни бормотания речных струй, не чувствовал запаха цветов; но слышал он вновь плеск волн и крики морских птиц. Душа его устремилась к каменистым отмелям, где пахнет рыбой, к плеску ныряющих чаек, к черным скалам о которые бьются волны.
     Тогда Ульмо поднялся и заговорил с ним, и от страха Туор был близок к смерти, ибо голос Ульмо глубок, как глубочайшая из бездн и так же глубок как его глаза, что глубже всего на свете. И сказал Ульмо: «О Туор - одинокое сердце, я не хочу, чтобы ты провел всю жизнь среди цветов и птиц; не хотел я и чтобы твой путь пролегал через эти прекрасные земли, но так вышло. Ты должен пуститься в дорогу, предназначенную тебе роком и не мешкать, ибо судьба твоя должна свершиться не здесь. Иди сейчас к городу народа Гондотлим или народа Камня, Нолдоли проводят тебя туда тайно, чтобы не заметили вас шпионы Мэлько. Там произнесешь ты слова, что вложу я в тебя, и будешь жить какое-то время. Возможно, потом ты вернешься к морю. Твоему же сыну суждено стать тем, кто будет знать о глубочайших глубинах больше всех остальных – будь то глубины моря или неба». Так сказал Ульмо Туору о своих желаниях и замыслах, но тогда Туор мало что понял и пребывал в величайшем страхе.
      И Ульмо завернулся в плащ, похожий на туман, что бывает в прибрежных зарослях, а Туора Зов Моря, звучащий в ушах, повлек снова на берег Великого Океана. Однако, вспомнив о повелении Ульмо, он повернул и до наступления дня шел вверх по течению реки. Но тот, кто слышал хоть раз звук раковин Ульмо, слышит его до самой смерти. Так произошло и с Туором.
       Когда наступил день, он лег спать и, уставший, проспал до самых сумерек. Тогда Нолдоли пришли к нему и повели дальше. Так шел он много дней в сумерках и ночью, а спал днем, и поэтому позже не мог вспомнить всего пути. Сначала Туор и его проводники двигались без устали, вокруг простирались холмы, а между ними вилась река, и на берегах ее расстилались прекрасные долины, но здесь Нолдоли чувствовали себя плохо. «Это», - говорили они, «границы тех земель, что Мэлько населил гоблинами, народом ненависти. Далеко на севере – увы, не слишком далеко, даже десять тысяч лиг было бы недостаточно, - лежат Железные Горы – средоточие силы и ужаса Мэлько, что поработил нас. Мы должны вести тебя тайно, ибо если он узнает об этом, то прикажет своим Балрогам нас мучить».
      И Нолдоли,  все больше страшась гнева Мэлько, вскоре покинули Туора, и он отправился дальше один. Впоследствии их уход обернулся лихом, ибо как говорят: «У Мэлько много глаз» и пока Туор шел с Номами, они вели его сумеречными тропами и подземными туннелями, скрытыми под горами. Оставшись один, он заблудился и часто поднимался на вершины холмов, чтобы оглядеться. Но он не мог найти следов каких-нибудь жилищ и, конечно же, город Гондотлим нельзя было так легко отыскать, ибо в ином случае Мэлько и его шпионы уже нашли бы его. Тем временем соглядатаи почуяли следы незнакомого человека, что бродил в этих землях, и Мэлько удвоил дозоры.
       Когда же Номы из страха покинули Туора, один Воронвэ (Бронвег) последовал за ним вдалеке, после того как отчаялся упреками вдохнуть смелость в остальных. Туор очень устал и сидел на берегу быстрой реки, а Зов Моря наполнял его сердце, и он уже думал вернуться обратно к широким водам и ревущим волнам. Но Воронвэ Верный подошел к нему и сказал: «О Туор, однажды ты достигнешь того, что желаешь; сейчас же вставай, а я не покину тебя. Я не из тех Нолдоли, что искусны в отыскании путей, мое призвание – работа по металлу и дереву, и я присоединился к твоим проводникам позже. Но  когда-то я слышал тихие разговоры, в тайне передаваемые из уст в уста в томительном рабстве, о городе, где Нолдоли живут свободно и тайном пути туда. Мы вдвоем, без сомнения, сможем найти дорогу в город Камня, где есть свобода для Гондотлим».
       Знайте же, что Гондотлим были единственным народом среди Нолдоли, что избежали власти Мэлько, когда в Битве Бессчетных Слез он убил или поработил остальных. Пленных он опутал чарами и принудил поселиться в Железных Горах, где отныне они жили по его воле.
       Долго Туор и Бронвег (1)  искали город, пока после многих дней пути не набрели на глубокую долину среди холмов. Река с шумом и брызгами устремлялась туда, перекатывая камни, берега ее густо поросли ольхами. Склоны долины были крутыми, потому что рядом находились горы, о которых Воронвэ ничего не знал. И здесь в зеленой стене Ном нашел проход, похожий на огромную дверь с наклонными стенами. Он зарос густыми кустами и подлеском, но взор Воронвэ проник через завесу. Говорят, что такие чары были наложены на этот проход (с помощью Ульмо, чья сила была в реке, хотя ужас Мэлько и окутал ее берега), что никто не из рода Нолдоли не мог наткнуться на него даже случайно. Так что Туор не нашел бы его, если бы не стойкость Нома Воронвэ. Гондотлим сделали путь к своему городу столь скрытым из-за страха перед Мэлько; немало отважных Нолдоли спускались с гор к реке Сирион, и хотя многие из них погибли, другие все же нашли зачарованный вход и, попав в город Камня, поселились в нем.
      Велика была радость Туора и Воронвэ от того, что нашли они ворота. Но, войдя, они увидели, что внутри темно, идти трудно, и пришлось им кружить, спотыкаясь, по туннелям. А вслед им неслось эхо, как будто тысячи ног мчались за ними, так что Воронвэ испугался и сказал: «Это гоблины Мэлько, горные орки». И они побежали, спотыкаясь и падая, пока не поняли, что это всего лишь эхо. Отправились они дальше, и, казалось, прошли бессчетные годы блуждания на ощупь, пока не заметили они далекий мерцающий свет. Приблизившись, они увидели, что это такие же ворота, как и те, через которые они вошли, только здесь не было зарослей. Они выбрались на солнечный свет и сначала ничего не увидели, но тотчас же услышали громкий удар в гонг и звон оружия, и заметили, что окружены воинами в стальных доспехах.
     Тогда они подняли глаза, и вот, узрите! они были в кольце крутых гор, а перед ними лежала широкая долина. И там, не совсем в центре, а ближе к ним, был высокий холм с плоской вершиной, а на нем в свете нового утра поднимался город.
     Воронвэ заговорил со стражей из Гондотлим, и они понимали его речь, ибо это был прекрасный язык Номов. Тогда Туор тоже заговорил, и спросил где они, и кто эти воины, и дивился он их прекрасному оружию и доспехам. И сказал ему один из стражей: «Мы охраняем Дорогу Бегства. Возрадуйтесь вы, нашедшие ее, ибо перед вами город семи имен, где все, воюющие с Мэлько, могут найти надежду».
      И спросил Туор: «А что это за имена?». Командир стражей ответил: «Так говорят и поют: Гондобар зовусь я и Гондотлимбар, Город Камня и Город Живущих в Камне; Гондолин Поющий Камень и Гварэстрин называют меня, Башня Стражи, Гар Турион или Тайное место, потому что я скрыт от глаз Мэлько; но те, кто любят меня, зовут меня Лот – Цветок, или Лотенгриол – как цветы, растущие в долине. Но обычно мы называем наш город – Гондолин». Тогда сказал Воронвэ: «Проведи нас туда, ибо мы хотели бы войти». И Туор сказал, что сердце его стремится исследовать улицы этого прекрасного города.
      Командир ответил, что они сами останутся здесь, потому что из месяца, который они должны провести на страже, осталось еще много дней, но Туор и Воронвэ могут идти в город и им не нужно сопровождающих. «Город хорошо видно отсюда. Смотрите, вот его башни вонзаются в небо над Сторожевым Холмом посреди долины». Туор и Воронвэ отправились через равнину. Она была ровной, лишь кое-где среди травы лежали круглые и гладкие камни, да виднелись озерца с каменистыми берегами. Много удобных тропинок пересекало долину и после дня неспешной ходьбы они подошли к Сторожевому Холму (что на языке Нолдоли звался Амон Гварет). Затем начали они подниматься по витым лестницам к городским воротам; до них нельзя было дойти иначе, чем пешком, и путника обязательно увидели бы со стен. Когда последние солнечные лучи позолотили западные ворота, путешественники достигли вершины лестницы, и многие жители смотрели на них с крепостной стены и башен.
       А Туор глядел на стены из камня, на возвышающиеся башни, на сверкающие колонны. Он видел мраморные лестницы с изящными перилами, возле которых были тонкие, похожие на нити водопады, что брали начало в фонтанах Амон Гварет. И чувствовал он себя так, будто попал в сон бога, ибо такие сны не могут сниться простому смертному, и велико было его изумление от красы Гондолина.
        Так подходили они к воротам: Туор - в изумлении, а Воронвэ – в великой радости, ибо он отважился привести Туора сюда и исполнил повеление Ульмо, и сам избавился от рабства у Мэлько. Хотя он и продолжал ненавидеть его не меньше, чем раньше, он больше не боялся Врага (заклятие, что Мэлько наложил на Нолдоли, вызывало в них неудержимый страх. Им казалось, что Враг смотрит на них, даже когда они были далеко от Железных Гор, сердца их сжимались, и они не бежали, даже если могли. На эти чары часто полагался Мэлько).
       Тем временем из ворот Гондолина вышли эльфы и дивились на двоих путников. Они радовались, что еще один из Нолдоли избежал рабства у Мэлько, и изумлялись росту, длинным рукам и ногам Туора, его тяжелому копью с острием из костей рыб и большой арфе. Он был изможден и оборван, волосы его спутались, а одеждой ему служили шкуры медведей. Пишут, что в те времена отцы отцов людей были меньше ростом, чем сейчас, а дети эльфов – больше, но Туор все равно был выше большинства из них. Хотя спины Гондотлим не были согнуты, как у их несчастных родичей, работающих без отдыха в рудниках и кузницах Мэлько, но они были малы ростом, стройны и гибки. Быстра и легка была их походка и прекрасен вид; а лица были одновременно и веселы и печальны, и в глазах за смехом прятались слезы; ибо Номы в те времена были изгнанниками, и неутолимое желание вернуться в свой древний дом не покидало их. Но судьба и непреодолимое стремление привели их в эти дикие земли, и сейчас они были окружены врагами, и все равно неустанным трудом и любовью старались сделать свой нынешний дом таким прекрасным, как только могли.   
       Как случилось так, что люди стали путать Нолдоли и орков – гоблинов Мэлько, я не знаю.  Некоторые из Нолдоли были извращены Мэлько и смешались с орками, которые были созданы им из подземного жара и грязи. Сердца их были из гранита, а тела изуродованы; они не улыбались, а смех их был похож на лязг металла. И ничего они не делали так охотно, как выполняли самые низкие и подлые приказы Мэлько. Величайшая ненависть была между ними и Нолдоли, которые называли их Гламхот или народом смертельной ненависти.
      Воины оттеснили толпящихся вокруг путников жителей города, и один из них сказал: «Это город неусыпной стражи, Гондолин на Амон Гварет, где могут свободно жить все верные сердцем, но никто не может войти не назвавшись. Скажите мне ваши имена». И Воронвэ назвался Бронвегом из Номов, по воле Ульмо приведшим сюда сына людей, а Туор сказал: «Я Туор, сын Пелега сына Индора из дома Лебедя из людей Севера, что живут далеко отсюда, и  я пришел по воле владыки Ульмо из Внешнего Океана».
      И все тогда замолчали, а его глубокий гремящий голос привел их в изумление, ибо их собственные голоса были похожи на плеск фонтана. И раздались возгласы: «Отведем его к королю».
       Тогда все двинулись в город, а путники вместе с ними, и Туор увидел, что ворота эти высоки и крепки и сработаны из железа. Широкие улицы Гондолина были вымощены камнем, а поребрики выложены мрамором, вдоль них стояли прекрасные дворцы среди садов с яркими цветами. Множество стройных и прекрасных мраморных башен, покрытых изумительной резьбой вздымались к небу. На площадях били фонтаны, а среди ветвей старых деревьев пели птицы. Но самым великолепным был дворец короля, а башня перед ним была высочайшей в городе. Струи же фонтанов перед воротами били на высоту двадцати семи фатомов и опадали поющим хрустальным дождем: днем в каплях весело сверкало солнце, а ночью – таинственно мерцала луна. Птицы, жившие там, были белее снега, а голоса их – слаще колыбельной.
       Слева и справа от ворот стояли два дерева, одно из них было покрыто золотыми цветами, а другое – серебряными. Они никогда не увядали, ибо были потомками славных Древ Валинора, что давали свет Благословенному Краю до того, как Мэлько и Ткущая Тьму погубили их. Древа Гондотлим звались Глингол и Бансиль.
       Тургон, король Гондолина, в белых одеждах с золотым поясом и гранатовом венце стоял на верхней ступени лестницы, ведущей к дверям его дворца. И сказал он: «Приветствую тебя, о Человек из Земли Теней. Знай же, что о приходе твоем говорится в наших книгах мудрости и еще записано в них, что произойдет много великих деяний в городе Гондотлим, когда ты войдешь сюда».
        Тогда заговорил Туор, и Ульмо придал силу его сердцу и величие его речам: «Смотри же, о Отец Города Камня, я послан тем, кто создал музыку Глубин, и кто знает мысли и эльфов и людей, сказать тебе, что день Избавления близок. До ушей Ульмо дошли вести о твоем городе и Сторожевом Холме, что стоят против зла Мэлько и он рад этому. Но в сердце его гнев, и сердца Валар, что сидят в горах Валинора и смотрят на мир с вершины Таниквэтиль, разгневаны тоже, видя рабство Нолдоли и скитания людей. Железные Горы Мэлько окружили их и не выпускают из Земли Теней. Поэтому и привели меня тайными путями к тебе, чтобы ты собрал свои войска и готовился к битве, ибо время пришло».
        И сказал Тургон: «Не сделаю я так, пусть даже это воля Ульмо и всех Валар. Я не буду губить свой народ, бросая его против орков, и не буду ввергать свой город в огонь Мэлько».
         Тогда сказал Туор: «Если ты сейчас не осмелишься выступить, то орки останутся здесь навсегда, в конце концов, они завладеют всеми горами в мире и не перестанут тревожить эльфов и людей, даже если потом Валар измыслят другой способ освободить Нолдоли. Но если ты доверишься Валар, то, хоть и ужасна будет война, орки погибнут и власть Мэлько почти исчезнет».
         Но Тургон сказал, что он король Гондолина и никто не может принудить его уничтожить плоды долгих трудов. На это Туор ответил так, как велел ему Ульмо, который боялся сопротивления Тургона: «Тогда мне приказано сказать народу Гондотлим, чтобы они быстро и тайно отправились вниз по реке Сирион к морю, там построили корабли и отплыли обратно в Валинор. Пути туда ныне забыты и дороги сокрыты от взора, моря и горы окружают эту землю, но все еще живут эльфы на горе Кор и Боги сидят в Валиноре, хотя веселье их ныне уменьшилось из-за печали и страха перед Мэлько, и они скрыли свою землю и опутали ее чарами, поэтому никакое зло не может достигнуть ее берегов. Но твои вестники все еще могут добраться туда и возбудить в сердцах Валар гнев, так что они поднимутся и сокрушат Мэлько и разрушат Железный Ад, что вырыл он под Горами Мрака».
       И сказал Тургон: «Каждый год в начале зимы вестники мои тайно отправляются вниз по реке Сирион к Великому Морю и там строят корабли. И на запряженных чайках и лебедях или на сильных крыльях ветра отправляются эти корабли за пределы солнца и луны в Валинор. Но пути туда ныне забыты и дороги исчезли из мира, моря и горы окружают его, и те, кто сидит там в веселии, мало думают об ужасе Мэлько и печалях мира. Они сокрыли свою землю и опутали ее чарами, так что злые вести не достигают их ушей. Нет, достаточно эльфов из моего народа в течение долгих лет уходили к морю, чтобы потом не вернуться и погибнуть в пучине или блуждать в тенях, где нет дорог. В следующем году никто не поплывет к морю, а будем мы надеяться на себя и наш город, как и встарь, не получая от Валар помощи».

        (...продолжение следует...)

В это время Туор со своим отрядом Крыла пробивался через толпу на улицах, и вот он достиг своего дома и видит,  что Мэглин его  опередил. Положившись на то,  что у северных врат битва и в городе суматоха, Мэглин решил наконец исполнить свои замыслы.  Он немало знал о потайном ходе Туора (но проведал он о нем лишь в последние дни и всего разузнать не успел), но не говорил о том ни королю, ни другим, ибо думал, что ход непременно должен  выходить к Дороге Бегства - он ведь был ближе всего к городу, и собирался воспользоваться им на пользу себе и во зло Нолдоли. Он  отправил к Мэлько осторожных посланцев и присоветовал во время нападения перекрыть выход Дороги Бегства; сам же он решил схватить Эаренделя и швырнуть его в пламя,  бушующее под стенами,  а Идриль заставить указать вход в туннель,  чтобы избежать резни и пожаров и  увести Идриль с собой в земли Мэлько. Мэглин побаивался, что даже тайный знак, который дал ему Мелько,  не убережет его в этом ужасном побоище,  вот и решил помочь  Айну выполнить свое обещание насчет того,  что его, Мэглина, не тронут.  Он не сомневался,  что Туор погибнет в пламени -  он  ведь  поручил Салганту задержать Туора во дворце и подстрекать его отправиться в самое пекло - но вышло по другому:  Салгант перетрусил до смерти,  ускакал домой, и теперь лежал и трясся у себя на кровати; а Туор вместе с отрядом Крыла отправился домой.
     Доблесть  влекла  Туора к шуму битвы,  но он все же решил зайти домой,  проститься с Идрилью и Эаренделем и отправить их вместе с охраной по потайному ходу,  прежде чем он сам вернется в битву и,  быть может, погибнет.  Но перед входом в его дом толпились воины Крота - самые мрачные и нелюдимые воины,  каких Мэглин мог разыскать в городе. Но все же они были свободные Нолдоли,  и не было на них  заклятья  Мэлько, как на  их  предводителе;  и потому,  хотя они не помогли Идриль – ведь Мэглин был их вождем, не помогали они и Меглину, как он ни бранился.
     И вот  Мэглин  схватил  Идриль  за волосы и пытался вытащить ее на стены - негодяю хотелось,  чтобы она видела,  как Эарендель погибнет  в пламени; но ребенок мешал ему идти, и она тоже билась с ним и, несмотря на свою прекрасную хрупкость, была похожа на разъяренную тигрицу. И он с трудом двигался вперед, сыпя проклятиями, пока не подоспел отряд Крыла – и се! Туор закричал столь громко, что даже орки услышали его издали, и воздух всколыхнулся от его крика. Как буря налетели воины Крыла на эльфов из Дома Крота и рассекли их отряд надвое. Когда Мэглин увидел это, он ударил Эаренделя кинжалом, но тот укусил его за левую руку, глубоко вонзив зубы, и кисть Мэглина дрогнула, и удар вышел слабым, к тому же лезвие скользнуло по кольчуге; а Туор уже был рядом, и гнев его был ужасен. Он схватил предателя за руку с кинжалом и сломал ее, и, обхватив Мэглина за пояс, прыгнул с ним на стену, а затем швырнул эльфа вниз. Долго падало его тело и трижды ударилось о склон Амон Гварет, прежде чем исчезнуть в пламени; и с тех пор среди Эльдар и Нолдоли само имя Мэглина было предано позору.
        Тогда воины Крота, будучи верны своему лорду и превосходя числом отряд Крыла, подступили к Туору и обрушили на него могучие удары. Но никто не мог устоять перед яростью Туора и они были разбиты: одних сбросили со стен, другие же бежали и спрятались в темных норах. Затем Туор и его воины должны были отправиться к схватке у ворот, ибо самый громкий шум слышался оттуда, и Туор еще надеялся, что город устоит. Вместе с Идриль он оставил Воронвэ – против его воли, и нескольких мечников, чтобы охранять ее до его возвращения или до того, как он пришлет из битвы какие-нибудь вести.
        И правда, жестокой была сеча у врат. Дуилин из Дома Ласточки, стрелявший со стены, был поражен огненной стрелой Балрога, что ярились у подножия Амон Гварет;  воин упал вниз и погиб. А Балроги продолжали пускать огненные стрелы, похожие на маленьких змеек, вверх, и они падали на крыши и сады  Гондолина. И все деревья были опалены пламенем, а трава и цветы сгорели. Белые стены и колоннады почернели и потрескались, но хуже всего было то, что отряд огненных демонов взобрался на кольца, свитые телами железных змей, и невозбранно стрелял оттуда из луков и пращей, пока пожары не охватили весь город за спиной армии защитников.
        И тогда громким голосом вскричал Рог: «Кто устрашится ныне Балрогов, хоть и велик ужас? Cмотрите же, вот те проклятые демоны, что веками мучали детей Нолдоли, а сейчас стреляют огнем нам в спину. Ко мне, воины Молота Гнева, и воздадим им должное за все зло». С этими словами поднял он свою булаву, а рукоять ее была длинна, и яростной атакой расчистил себе путь до самых рухнувших ворот. И все воины Молота и  Наковальни, построившись клином, ринулись за ним, и глаза их метали огонь гнева. Великим подвигом был этот натиск, как пели Нолдоли после, и многие орки были сброшены вниз в пламя; а воины Рога прыгнули на змеиные кольца и яростно рубили Балрогов, хотя у тех были огненные бичи и стальные когти, и сами они были огромного роста. Эльфы разбивали демонов молотами, или, хватаясь за их бичи, обращали оружие против них самих, и оно рассекало тела Балрогов так же, как и тела Номов. Число погибших демонов было на удивление велико, и это устрашило воинов Мэлько, ибо никогда ранее Балроги не гибли от рук эльфов или людей.     
        Тогда Готмог, лорд Балрогов, собрал всех демонов, что были около города, и приказал им сделать так: маленький отряд нападает на воинов Молота и бежит перед ними, а другой большой отряд быстро обходит эльфов сбоку, чтобы после ударить им в спину, взобравшись на змеиные кольца и подойдя ближе к воротам, так чтобы Рог смог отступить только с большими потерями. Но Рог, разгадав их замысел, не стал отходить назад, как они надеялись, а всеми силами обрушился на тех, кто должен был отступить перед ним; и они бежали уже в непритворном страхе. Балроги мчались вниз и их вопли разрывали воздух долины Тумладин. Затем воины Молота принялись крушить изумленных врагов, пока их не окружили превосходящие силы орков и Балрогов, да еще на них напустили огненного дракона. Там они и погибли, окружив Рога, когда железо и огонь одолели их, и поется в песнях, что каждый воин из Дома Молота Гнева, умирая,  забирал с собой по семь врагов. И страх охватил Гондотлим, когда они увидели гибель Рога и его отряда, и они отступили в город. Там, в переулке, прижатый к стене, был сражен Пенлод, а вокруг него были убиты многие эльфы из рода Столпа и Снежной Башни.
       Уже гоблины Мэлько захватили ворота и большую часть примыкающих к ним стен, ибо многие воины из Дома Ласточки и Дома Радуги пали; а внутри города враги дошли почти до центра - до самой Площади Источника, к которой примыкала Дворцовая Площадь. Вдоль пути, которым они шли, и у ворот лежали огромные груды мертвых тел, и потому орки остановились и стали держать совет, увидев, что из-за доблести Гондотлим они потеряли больше воинов, чем надеялись, и гораздо больше, чем защитники. Были они напуганы и уроном, что Рог нанес Балрогам, ибо воины Мэлько очень надеялись на силу и неуязвимость этих демонов.
        Ныне же решили они сделать так: удерживать захваченное, пока бронзовые змеи на огромных ногах не вскарабкаются на железных, и, достигнув стены, не проломят в ней брешь, куда устремятся Балроги на огненных драконах. Это надо было сделать быстро, ибо пламя в драконах не могло гореть бесконечно, и пополнить его можно было лишь в огненных колодцах, что Мэлько устроил в своих владениях.
        Но как только вестники с этим приказом умчались, гоблины вдруг услышали прекрасную музыку, играющую среди Гондотлим, и испугались они этих звуков. Се! Это прибыли Эктелион и воины Источника, которых Тургон держал в запасе, ибо большую часть битвы видел он с высоты своей башни. Воины шли, и громко лилась музыка их флейт, а хрусталь и серебро их одежд приятно было видеть среди алых отблесков пожаров и черных руин.
        Внезапно музыка прекратилась, и ясный голос Эктелиона приказал обнажить мечи, и не успели орки приготовиться к нападению, как сверкающие лезвия уже обрушились на них. Говорят, что воины Эктелиона убили больше гоблинов, чем пало во всех сражениях Эльдалиэ с этим народом, и само его имя теперь наводит на орков ужас, а Эльдар кричат его во время битвы.
        Туор с отрядом Крыла уже подошел к месту схватки, и они расположились рядом с Эктелионом и воинами Источника, а оба командира наносили врагам могучие удары, прикрывая друг другу спину, и они так напустились на орков, что те отступили назад к воротам. Но вдруг послышался грохот, и земля задрожала – это драконы тяжело торили дорогу на Амон Гварет и обрушивали стены города. Они пробили в них бреши, и лишь груды камня были там, где рухнули сторожевые башни. Отряды Ласточки и Небесной Радуги яростно бились среди руин и защищали восточную и западную стены от врага; но когда Туор подошел близко, гоня перед собой орков, одна из бронзовых змей поднялась над западной стеной и навалилась на нее, так что стена задрожала и обрушилась, и в проломе появилась огненная тварь, а на ней верхом ехали Балроги. Из пасти дракона хлынуло пламя и испепелило воинов, стоящих перед ними, и крылья на шлеме Туора почернели. Но он устоял и собрал рядом всех своих воинов и тех эльфов из Дома Ласточки и Небесной Радуги, которых он смог найти, в то время как справа Эктелион созывал воинов Южного Источника.
        Из-за присутствия змей орки вновь воодушевились, хлынули через брешь, смешавшись с Балрогами, и свирепо обрушились на Гондотлим. Тогда Туор убил Отрода, Лорда Орков, расколов ему голову вместе с шлемом,  и Балкмега он разрубил пополам, а Лугу он подсек колени своим топором. В то же время Эктелион одним взмахом убил двух гоблинов-капитанов и разрубил голову Оркобала до самых зубов, а тот был могучим воином; и, благодаря своей отваге, они добрались до самих Балрогов. Эктелион убил трех демонов, ибо сверкающий меч его разрубал их желез и гасил огонь, отчего Балроги погибали. Но все же взмахов топора Драмборлега в руках Туора они боялись больше, ибо он пел подобно свисту ветра в орлиных крыльях, и приносил смерть, когда опускался, и пятеро демонов были сражены им.
        Но не могут немногие долго противостоять многим, и Эктелион был ранен бичом Балрога в левую руку, а щит его упал на землю, когда поблизости среди разрушенных стен оказался огненный дракон. Тогда эльфу пришлось опереться на Туора, и Туор не мог оставить его, хотя тяжелые шаги твари слышались прямо позади, и казалось, что их неминуемо сомнут. Но Туор подрубил ноги чудовищу, так что пламя излилось вперед, а змея завизжала, хлеща во все стороны хвостом; многие орки и Нолдоли были убиты его ударами. Тогда Туор собрал силы и поднял Эктелиона и с остатками своего отряда устремился вперед. Так они избежали смерти, но ужасна была гибель тех, кто попал под удары и огонь чудовища, и ряды Гондотлим сильно поредели.
        Так Туор, сын Пелега отступил перед врагом и, сражаясь, уступал ему поле битвы, и вынес он из сражения Эктелиона из Дома Источника, а змеи и другие вражеские воины захватили всю северную часть города. Там по улицам рыскали банды мародеров в поисках сокровищ, убивая во тьме мужчин, женщин и детей, а многих, если была возможность, связывали и швыряли в железные чрева драконов, чтобы после отправить в рабство к Мэлько.
       И Туор отправился к площади Источника с севера и встретил там Галдора, защищающего западный вход – Арку Инвэ - от орды гоблинов, но у него осталось совсем мало воинов. И здесь Галдор спас Туора, ибо тот, идя позади отряда с Эктелионом на плече, споткнулся в темноте о мертвое тело, и орки настигли бы их, если бы не внезапный удар палицей доблестного вождя Древа.
       Здесь были оставшиеся в живых воины Крыла, а также эльфы Древа, Источника, Ласточки и Небесной Радуги, и вместе они составляли сильный отряд. По совету Туора они оставили Площадь Источника, ибо Королевская площадь, лежавшая рядом, была удобнее для защиты. Прежде здесь росло множество прекрасных деревьев – дубов и тополей – вокруг красивого источника, глубокого и с кристально чистой водой, но в этот час площадь была полна буйными и отвратительными орками,  а воды источника были осквернены их мертвыми телами.
       Так на Королевской площади Тургона собрались последние стойкие защитники. Среди них было много ослабевших и раненых, и сам Туор был измучен ночными трудами и весом тела Эктелиона, который пребывал в забытье похожем на смерть. Когда он вел свой отряд с северо-запада по улице Арок (и им стоило большого труда не дать врагу ударить себе в спину), на восточной части площади послышался шум и се! это Глорфиндель ступил на нее с последними воинами Золотого Цветка.   
       Они выдержали жестокую схватку на Большом Рынке в восточной части города, где на них, идущих кружным путем к воротам и не ожидающих атаки, напали орки ведомые Балрогами. Воины Глорфинделя хотели внезапно напасть на врагов слева, когда сами попали в засаду. Несколько часов они яростно сражались, пока вновь подошедшие через пролом в стене огненные драконы не одолели их. Глорфиндель вышел из окружения, но лишь после жаркой схватки, в которой уцелело всего несколько воинов; а склады с прекрасными изделиями на рынке сгорели дотла.   
       Рассказывают, что Тургон послал к ним воинов из дома Арфы, ибо вестники от Глорфинделя настойчиво взывали о помощи. Но Салгант скрыл от своих воинов этот приказ, сказав, что они должны идти на защиту Малого Рынка на юге, где был его дом, и они, узнав правду, были недовольны. Тогда они покинули своего лорда Салганта и отправились ко дворцу короля, и поистине, успели вовремя, ибо враги триумфально преследовали Глорфинделя по пятам. И воины Арфы обрушились на них, не дожидаясь приказа, и сражались с великим пылом и рвением, и этим они с лихвой искупили малодушие своего лорда, загнав врагов обратно на рынок, но без командира они продолжали яростно наступать,  так что многие из них попали в огонь или были сожжены дыханием змея, что справлял там кровавый пир.
       Туор выпил воды из фонтана, и это освежило его. Он снял с Эктелиона шлем и дал ему напиться, и омочил его лицо, и эльф очнулся. Тогда Туор и Глорфиндель очистили площадь и  отозвали всех воинов от проходов и загородили их все, кроме южного. Вскоре через него подошел Эгалмот. Он командовал катапультами, но сейчас понял, что гораздо нужнее мечи на улицах, нежели стрелы на стенах. Тогда он собрал оставшихся воинов Ласточки и Небесной Радуги и отложил свой лук. И они отправились по улицам города, обрушиваясь на вражеские отряды там, где их находили. Он освободил многих пленников и собрал многих воинов, отставших от своих, и таким образом, подошел к королевскому дворцу с немалыми силами. Эльфы радостно приветствовали его, ибо думали, что он убит. Всех детей и женщин, которые собрались здесь или были приведены Эгалмотом, отвели в королевские чертоги, а ряды домов подготовили к последней обороне. В этом отряде выживших были эльфы, хотя бы понемногу, из всех Домов, кроме Дома Молота Гнева; и отряд короля еще не потерял ни одного бойца. Но в этом не было позора, ибо их задачей было оставаться свежими до конца и защищать короля.
         Но воины Мэлько собрали силы, и семь огненных драконов с орками, бегущими рядом, и Балрогами, что сидели на них верхом, направились по дорогам с севера, и с востока, и с запада к Королевской площади. И в проходах, поверх баррикад, закипела жаркая схватка. Туор и Эгалмот постепенно переходили с места на место, а Эктелион оставался лежать возле фонтана. Отвага и упорство защитников были так велики, что превзошли все, о чем ранее пелось и рассказывалось. Наконец, один дракон прожег дыру в северной баррикаде – это был выход на улицу Роз – приятное место и для взгляда и для прогулки, но ныне она почернела, и оттуда доносился шум битвы.
         Туор стоял на пути чудовища, но враги отрезали его от Эгалмота и теснили назад, к источнику в центре площади. Он ослабел от удушающего жара, и был повержен наземь огромным демоном – то был Готмог, лорд Балрогов, сын Мэлько. Но смотрите! Эктелион, чье лицо было бледно-серым, цвета стали, а левая рука висела неподвижно вдоль тела, перешагнул через Туора, когда тот упал; и ударил он демона, но не поразил его, а сам получил рану в правую руку и уронил меч. Тогда Эктелион, лорд Источника, прекраснейший из Нолдоли прыгнул на Готмога, поднявшего свой бич, а на шлеме у эльфа было острое навершие, которым и ударил он в грудь врага, и обвил ногами бедра демона, так что Балрог завопил и повалился вперед; и оба они упали в бассейн королевского фонтана, который был очень глубок.  Там демон и нашел свою гибель, но и Эктелион утонул под весом доспехов. И так погиб лорд Источника – после огненной битвы  в холодных водах.
         Тем временем Туор поднялся, ибо атака Эктелиона дала ему возможность встать, и увидев отважный подвиг эльфа, он зарыдал, так как любил прекрасного Нома из Дома Источника. Но вовлеченный снова в битву, он едва смог пробиться к своим воинам, которые были у дворца. А там, заметив, как дрогнули враги из-за страха от гибели Готмога, своего верховного вождя, королевский отряд бросился в атаку; и с ними был король во всем своем великолепии, спустившийся с башни, что наносил удары вместе с ними. Они очистили от врагов почти всю площадь и сразили сорок Балрогов, что было поистине доблестным деянием; но и еще больший подвиг они совершили, ибо ударами своих мечей порубили одного огненного дракона и опрокинули его в фонтан, где он и нашел свой конец. Но конец пришел и фонтану, ибо вода его превратилась в пар, а струя уже не била прямо в небеса, но вместо нее поднялось облако и накрыло всю равнину.
       И ужас пал на всех от гибели источника, а площадь была полна обжигающим паром и слепящим туманом, и воины короля умирали один за другим – убитые жаром и врагами и случайными ударами друг друга. Но телами своими они заслонили короля и он не погиб. Наконец, уже в полночь, оставшиеся в живых эльфы собрались у Глингола и Бансиля.
        Тогда сказал король: «Велико падение Гондолина», и эльфы содрогнулись, ибо те же слова были сказаны Амноном, что был прорицателем в древние дни; но Туор, охваченный жалостью и любовью к королю закричал: «Гондолин еще стоит и Ульмо не допустит его гибели!» Стояли они ныне так: Туор – у Древ, а король – на Лестнице, и было это похоже на их давнюю первую встречу, когда Туор принес послание от Ульмо. Но Тургон сказал: «Зло навлек я на Цветок Долины, не послушав Ульмо, и он оставил его гибнуть в огне. Се! Не осталось у меня надежды, что мой любимый город устоит, но все же дети Нолдоли не побеждены навеки».
       Услышав эти слова, Гондотлим, стоявшие рядом, зазвенели оружием, а Тургон сказал: «Не боритесь с судьбой, дети мои! Найдите спасение в бегстве, если еще есть время, и присягните на верность Туору». Но Туор сказал: «Ты наш король», а Тургон ответил: «Не нанесу я более ни одного удара» и отбросил венец к корням Глингола. Тогда Галдор, стоявший рядом подобрал корону, но Тургон отказался взять ее обратно и с непокрытой головой взошел на самый верх белой башни, что стояла рядом с дворцом. И оттуда крикнул он голосом похожим на пение рога в горах: «Велика победа Нолдоли!», и все эльфы, что собрались у Древ, и враги в тумане на площади услышали его. И орки насмешливо завопили в ответ.
       Тогда эльфы заговорили о вылазке и мнения разделились. Многие считали, что вырваться невозможно ни через долину, ни через холмы, и лучше всем погибнуть рядом с королем. Но Туор не считал, что смерть столь многих прекрасных женщин и детей – от рук ли врага или от рук собственных родичей – как последний выход – это хорошо, и он заговорил о тайном подземном ходе. Он предложил умолять Тургона переменить свои намерения и возглавить остатки народа, чтобы вести их на юг ко входу в туннель, и сам он горел желанием отправиться туда и узнать, что с Идриль и Эаренделем или послать им вести, чтобы они спешно уходили, ибо Гондолин взят. План Туора показался остальным командирам безнадежным, особенно когда они узнали об узости туннеля и о том, сколь многие должны туда отправиться, но в таких стесненных обстоятельствах они были вынуждены согласиться. Однако Тургон их не послушал и приказал уходить, пока не стало слишком поздно, и сказал: «Пусть Туор будет вашим проводником и вождем. Но я, Тургон, не покину свой город и сгорю вместе с ним». Тогда вновь послали вестников в башню, сказавших: «О король, кем будут Гондотлим, если ты погибнешь? Веди нас!». Но он ответил: «Се! Я останусь», и третий раз просили его, и сказал он: «Если я ваш король, выполняйте повеления и не смейте обсуждать мои приказы». После этого они не слали больше вестников и приготовились к своему отчаянному походу. Но эльфы из королевского отряда не ступили ни шагу прочь, а тесно окружили основание башни. «Здесь», - сказали они, «мы останемся, если король не уйдет», и остальные не смогли их переубедить.
        И ныне Туор метался между преданностью королю и любовью к Идриль и сыну, и сердце его разрывалось на части; но змеи уже заполонили всю площадь, топча мертвых и умирающих, а враги в тумане собирались для последней атаки, и надо было сделать выбор. Но плач женщин в чертогах короля и великая жалость к остаткам народа Гондотлим побудили его уходить с ними и спасти всех, кого можно. Он собрал плачущих девушек и матерей с детьми и поместил их посередине, а вокруг расставил своих воинов. Более всего воинов он оставил по бокам и сзади, ибо собирался прорываться на юг, сражаясь в основном в арьегарде, и пробиться по Дороге Торжеств к Площади Богов до того, как врагом будут посланы сильные отряды, чтобы остановить его. Затем он думал направиться по Дороге Бегущей Воды мимо южных фонтанов к стене и к своему дому, но он боялся, что туннель окажется слишком мал. Тем временем, заметив его передвижения, враги яростно атаковали его слева и сзади – с востока и севера – когда отряд только начал отходить; но справа их прикрывал королевский дворец, и голова колонны уже шла по Дороге Торжеств. 
        Тогда самые крупные змеи перешли в наступление и пламя их сверкало сквозь туман, и Туор приказал бежать, отбивая атаки слева как придется, а Глорфиндель мужественно сражался в арьегарде, и многие воины Золотого Цветка погибли там. Так они прошли всю Дорогу Торжеств и достигли Гар Айнон, площади Богов; это было самое высокое открытое место в городе. Здесь Туор огляделся, ибо он едва надеялся пройти дальше; но смотрите! враг начал отставать и уже мало кто преследовал их, и это было удивительно. Туор во главе отряда ступил на место свадеб, и смотрите! там стояла Идриль, а волосы ее были распущены как в день их свадьбы, и он был изумлен. Около нее был один Воронвэ, но Идриль не видела Туора, ибо взгляд ее был обращен к Площади Короля, что сейчас находилась внизу. Тогда все остановились и посмотрели назад, куда глядела она, и сердца их перестали биться, ибо они увидели, почему враг так мало их преследовал, и им удалось спастись. Се! Дракон свернулся кольцами на самых ступенях дворца и осквернил их белизну, а сонмы орков рыскали внутри, вытаскивая забытых женщин и детей и убивая мужчин, что сражались поодиночке. Глингол был ободран до ствола, а Бансиль целиком почернел. Белая башня была окружена. Высоко вверху можно было различить фигуру короля, а вокруг основания  разлеглась железная змея и хлестала хвостом во все стороны, и Балроги окружали ее. Воины из королевского отряда погибали в муках и их ужасные крики доносились до смотрящих. Так разорение чертогов Тургона и стойкое сопротивление защитников задержали врага, и Туор со всеми остальными смог уйти и ныне стоял в слезах на Площади Богов.
        И сказала Идриль: «Горе мне, чей отец ожидает смерти на высокой башне, но семижды большее горе мне оттого, что мой лорд побежден Мэлько и не вернется более домой!» - ибо она обезумела от горя и ужаса этой ночи.
       Тогда сказал Туор: «Се! Идриль, вот я и я жив, но сейчас я пойду выручать твоего отца и приведу его сюда, будь он хоть в чертогах Мэлько!» И собрался он бежать один вниз с холма, ибо горе жены лишило его разума, но она пришла в себя и, зарыдав, обхватила его колени, крича: «Мой лорд! Мой лорд!», и остановила его. И когда она говорила, от побоища внизу послышались крики и грохот. И смотрите! Башня накренилась и упала, объятая пламенем, ибо драконы убили всех, стоявших внизу и разрушили ее основание. Так погиб Тургон, король Гондотлим, и ныне Мэлько одержал победу.
       И горько молвила Идриль: «Печальна слепота мудрого», на что Туор ответил: «Печально и упрямство тех, кого мы любим, но все же это была доблестная гибель». Затем, наклонившись, он поднял и поцеловал ее, ибо она была ему дороже всех остальных Гондотлим, а она горько плакала об отце. Тогда повернулся Туор к командирам, сказав: «Мы должны уходить отсюда побыстрее, иначе нас окружат». И они поспешили уйти, и были уже далеко, когда оркам, наконец, наскучило грабить дворец и праздновать падение башни Тургона.
        Сейчас они шли по южной части города и сталкивались лишь с разрозненными бандами мародеров, что бежали перед ними; и везде видели они пожары, зажженные безжалостным врагом. Иногда им встречались женщины, одни с детьми, другие – нагруженные домашним скарбом, но Туор не позволял им нести ничего, кроме небольших запасов пищи. Добравшись, наконец, до относительно спокойного места, Туор попросил Воронвэ рассказать, что с ними случилось, ибо Идриль ничего не говорила и была почти в обмороке. И Воронвэ рассказал, как они ждали у дверей дома, пока шум битвы не стал приближаться, и сердца их заколотились от страха, а Идриль заплакала, ибо не было вестей от Туора. Наконец, она приказала большей части воинов вместе с Эаренделем спешно спуститься в подземный ход, хоть и велика была ее печаль от разлуки с сыном. Сама же она сказала, что будет ждать Туора, а жизнь без мужа ей немила. Затем она отправилась собирать женщин и мужчин, что не могли сражаться, и спешно отправляла их в туннель, и со своим маленьким отрядом они уничтожали мародеров, и сама Идриль тоже сражалась, как ее ни уговаривали отложить меч.
       Наконец, они столкнулись со слишком большим вражеским отрядом, и Воронвэ лишь по милости Богов вытащил ее из схватки, а остальные все погибли. Враги подожгли дом Туора, но входа в туннель не нашли. «Тогда», сказал Воронвэ, «жена твоя потеряла разум от усталости и горя и кинулась в город к моему великому страху – и не мог я уговорить ее не лезть в пожар».
      С этими словами они подошли к южной стене, где стоял дом Туора и се! он был разрушен, а развалины дымились. И Туор исполнился гнева, увидев это. Но послышался шум, предвещающий приближение орков, и Туор поторопил эльфов, чтобы они быстрее шли вниз в подземный ход.
       И великая печаль охватила изгнанников, когда они, спускаясь по ступеням, прощались с Гондолином. Мало надежды у них было и на дальнейшую жизнь за горами, ибо кто ныне мог избежать руки Мэлько?
       Туор радовался, что все прошли в туннель, и страх его уменьшился; не иначе как лишь по милости Валар ни один орк не заметил их. Несколько эльфов остались, чтобы с помощью кирок заблокировать вход, затем они поспешили вслед за остальными. Но когда все спустились по лестнице, то оказалось, что внизу мучительно жарко от огня драконов, что были в городе, ибо ход был неглубок. Из-за дрожи земли камни срывались с потолка и, падая, погубили многих, и в туннеле был пар, так что лампы и факелы погасли. Они спотыкались о тела тех, кто спустился раньше и погиб, и Туор испугался за Эаренделя. И так, в темноте и мучениях, спешили они вперед. Около двух часов шли они по туннелю, и ближе к выходу он был едва закончен, стены его были неровными, а потолок – низким .
        Наконец, они подошли к выходу. Он был хитро укрыт среди пышных кустов, что росли на дне старого высохшего озера. Здесь собралось немало разных эльфов, которых Идриль и Воронвэ отправили в подземный ход ранее. Многие из них плакали от усталости и горя, а Эаренделя среди них не было, поэтому и Туор и Идриль были очень обеспокоены. Стенание и плач раздавались среди спасшихся, ибо посреди равнины они видели холм Амон Гварет и наверху, там, где ранее стоял их сияющий город,  ныне все было охвачено пламенем. Сейчас окружали его огненные драконы, и стальные чудовища то заходили в ворота, то выходили, и сонмы орков и Балрогов тоже были там. Но это зрелище все же позволило Туору вздохнуть спокойно, ибо он подумал, что долина почти свободна от тварей Мэлько, которые радостно кинулись грабить и рушить город.
       Тогда заговорил Галдор: «Сейчас мы должны идти к Окружным горам как можно быстрее, чтобы рассвет не настиг нас, и у нас мало времени, ибо летние ночи коротки». И разгорелся спор, ибо многие говорили, что глупо идти к Ущелью Орлов, как предполагал Туор. «Солнце», говорили они, «встанет еще до того, как мы достигнем подножия гор, и на равнине нас окружат демоны и драконы. Идемте к Бад Утвен, Дороге Бегства, она наполовину ближе, и наши раненые смогут туда добраться».
       Но Идриль была против этого плана и убеждала лордов не надеяться на магию этого пути, которая прежде защищала их от глаз шпионов Мэлько. «Ибо, что за чары могут устоять, когда пал Гондолин?» Тем не менее, многие мужчины и женщины отделились от Туора и отправились к Бад Утвен, и там попали в пасть чудовища, которое коварный Мэлько поместил туда по совету Мэглина, чтобы никто не смог спастись этим путем. А остальные, ведомые Леголасом Зеленым Листом из дома Древа, который хорошо знал долину и днем и ночью и мог видеть в темноте, быстро шли по равнине, несмотря на усталость, и остановились лишь после долгого перехода. Перед ними расстилалась все долина, залитая серым светом печальной зари, что более не смотрела на красу Гондолина; сейчас равнина была заполнена туманом – и это было удивительно, ибо ранее никакие туманы не застилали эти земли, возможно, это произошло из-за разрушения королевского фонтана. И снова они поднялись, и укрытые клубами пара, безопасно отправились дальше, пока не отошли так далеко, что невозможно стало различить их в тумане с холма или с разрушенных стен.
       Самые низкие предгорья находились в семи лигах без одной мили от Гондолина, а Кристхорн, Ущелье Орлов – еще в двух лигах вверх по горам, ибо оно было на большой высоте. Изгнанником надо было пройти еще две с лишним лиги среди гор, а они очень устали. К этому времени солнце уже поднялось над восточной седловиной, и было оно большим и алым; и туман вокруг отряда поднялся, но развалины Гондолина все еще были скрыты в облаке. И на открывшейся взору равнине в нескольких фарлонгах впереди они увидели кучку бегущих мужчин, а за ними гнались странные всадники – они разглядели, что это были орки на огромных волках, размахивающие копьями. Тогда сказал Туор: «Смотрите! Там Эарендель, мой сын; вот его лицо сияет как звезда на небе, с ним мои воины Крыла и им приходится туго». И он отобрал полсотни наименее уставших эльфов, и, покинув остальных, они бросились изо всех сил за всадниками. Когда его уже можно было услышать, Туор крикнул беглецам, чтобы они остановились, иначе волчьи всадники рассеют их и перебьют поодиночке. Эарендель сидел на плечах Хэндора, одного из слуг Идриль, который явно был утомлен своей ношей. Они стали спина к спине, а Хэндора с ребенком поместили посередине. Вскоре Туор и его воины, задыхаясь, подбежали к ним.
        Волчьих всадников было два десятка, а эльфов, что были с Эаренделем, осталось в живых  только шесть, и  Туор построил своих воинов полукругом по одному. Он надеялся таким образом окружить врагов и не дать им ускользнуть и принести вести главному войску, ибо тогда все уцелевшие беглецы погибнут. В этом он преуспел, и лишь двое из них бежали, и, будучи ранеными и лишенными своих волков, они принесли известия в город слишком поздно.